Попрошу не хаять мой царственный насест.
Он пальцами стирал её границы,
Он часовых безмолвно усыплял.
Он клялся, что дурного не случится
И сахара ей в кофе добавлял.
Он заплетал её тугие косы,
Тихонько оставляя в них цветы.
Он делал все, о чем она попросит,
Но только под защитой темноты.
Он света избегал, он жил под крышей,
Подглядывал в чердачное окно.
О нем никто и никогда не слышал.
Он умер где-то здесь давным давно.
Её он защитит. Теперь сумеет.
Тугим жгутом ей душу обовьет.
Как только город лампами согреет,
Как только город медленно уснет.
Он пальцами касался шрамов страшных,
Цветы ей на подушку приносил.
И все вдруг глупо стало так, неважно.
"Всевышний, дай ей счастья" - он просил.
Он часовых безмолвно усыплял.
Он клялся, что дурного не случится
И сахара ей в кофе добавлял.
Он заплетал её тугие косы,
Тихонько оставляя в них цветы.
Он делал все, о чем она попросит,
Но только под защитой темноты.
Он света избегал, он жил под крышей,
Подглядывал в чердачное окно.
О нем никто и никогда не слышал.
Он умер где-то здесь давным давно.
Её он защитит. Теперь сумеет.
Тугим жгутом ей душу обовьет.
Как только город лампами согреет,
Как только город медленно уснет.
Он пальцами касался шрамов страшных,
Цветы ей на подушку приносил.
И все вдруг глупо стало так, неважно.
"Всевышний, дай ей счастья" - он просил.
